Новостная ценность ставит на то, что хорошо продается. А это, как редакции всего мира, пожав плечами, доподлинно установили, - так называемый human interest. «Человеческий интерес». Причем, откликающийся на зов базовых инстинктов, хотя в списке увлечений мы указываем, возможно, керамику и балет. Инстинкты действительно гораздо демократичнее и объединяют в панике, вожделении или злобе и профессора, и работягу.
Исследование «интересов» продолжалось все нулевые и десятые годы — тут я скорее говорю о России, но к эпохе карманного интернета и смартфонов мы подошли во всем мире синхронно. Журналисты, как гейши, искали и находили, чем бы еще усладить аудиторию. Происходило смещение значимости с общественного блага — того, что уже интересно аудитории, потому что по той или иной причине ей нужно и важно, на то, что бы могло ее еще заинтересовать.
Так информационный поток заполонили эмоции, слабости и страсти — «человечность». Параллельно особенно важны стали изображения в том числе в текстовых материалах. Талантливый кадр действительно может рассказать за один миг целую историю. Но если нет под рукой ничего талантливого, расслабляться нельзя: публика может в любой миг ускользнуть к конкуренту. Чтобы ее удержать, идут в ход любые эмоциональные потрясения с картинками. Вот только выкинуть однажды увиденное из памяти — «развидеть» — уже нельзя...
Не только увиденное запоминается лучше. И услышанное, и то, что мы осязаем, обоняем, — то есть личное переживание. А кроме того, там, где начинается воздействие на органы чувств, размышление об общественном благе прекращается. Размышление прекращается вообще. По этой причине зритель по определению гораздо меньше способен к анализу и гораздо больше склонен к бурной реакции, чем читатель. Мы так устроены. Чувственные впечатления — стройматериал и для памяти, и для мысли. Однако прежде, чем мы успеем переключиться на «стройку» и сообразить, что происходит, оказывается задействован целый ансамбль эмоциональных реакций.
«Папа говорил, что не боится какого-то там гриппа, — сообщила, рыдая, дочь покойного». Вот это высший пилотаж современной журналистики, натуральная «мертвая петля»: вызывать одновременно слезы («Бедная женщина! Вдруг и я завтра окажусь на ее месте и буду оплакивать своих родных!»), страх («Это не грипп! Мы все умрем!») и злобу («Ага! Не верил и сдох! И пусть так же сдохнут все остальные заразные твари!»).
Аудитория, а точнее ее кошелек в этом процессе единственный полномочный цензор. После рекламодателя, конечно, но с тем еще можно поторговаться. А вот «народные» пожелания будут безоговорочно учтены, если они помогут поднять продажи. Слова стали на вес золота — буквально. И не смутят ни мат, ни клевета, что уж там говорить о грамматических ошибках. Всплывающие иногда сообщения о политической цензуре сегодня такой же товар. Подумаешь, чей-то шедевр якобы сняли с эфира: зато у его автора в соцсетях подписчиков уже за миллион...
Но когда происходит воздействие на наши эмоции и органы чувств, мы откликаемся на раздражитель не как общество, а как нестройный хор пациентов с разными душевными болячками. Отклик иногда превосходит по неадекватности вызвавшую его причину. Так, например, наши добродетельные современницы фотографируются в любимых позах йоги в ответ на разные драматичные события в мире. Сюда же относятся многие другие причудливые формы информационной жизнедеятельности как в интернете, так и в оффлайновом быту.
Делая ставку на эмоции, информационные каналы придают понятию действительности гибкость и не прибегают при этом к прямому обману. Чтобы вызвать эмоциональный отклик там, где его может иначе и не быть, достаточно немножко потерзать потребителя неизвестностью, умолчать пару деталей (см. «Я знаю, что ничего не знаю»), оставить пространство для интерпретации, и мы охотно заплатим за эту дырку от бублика, наполненную нашими же собственными раздутыми фантазиями. Как пожарная бригада, жгущая у Рэя Брэдбери книги в «451º по Фаренгейту», журналистика тоже стала профессией шиворот-навыворот и делает информацию все более недоступной, расшатывая заодно у аудитории способность к познанию.
Еще один результат игры на нервах: парадоксальным образом подобное вещание в итоге все глубже проваливается в вырытую собственноручно яму и подчиняется тому же, чего добивается, — эмоциям и каше в голове. Вот он, звездный миг ошарашенных кухарок у информационной власти, которую даже не пришлось захватывать или свергать. Навязав нам очередную сенсацию, СМИ обязаны отработать ее до конца по правилам драматического искусства: накалив до кульминации, а потом отступая на прежние позиции — и к следующему «шок-шоу».
Пока не будет исчерпана одна крупная тема, привлечь внимание к другой, даже если наконец-то на Земле высадятся инопланетяне, не получится, не поломав смоделированную реальность «нынешнего сезона» и не вызвав отторжения «фальшивой нотой» у аудитории. Поэтому у нас картина мира похожа своей линейностью на программу ТВ. Пока не «закончится» одна главная новость-сериал, другая не «начнется». При этом «тема дня» переливается разнообразием персонажей и эпизодов, пока окончательно не утратит форму и пространственно-временные координаты и не ускользнет навсегда от нашего понимания, растворившись в хэштегах и подборках тематических кинофильмов и компьютерных игр. И едва ли найдется хотя бы один человек, который сможет через пару месяцев с уверенностью сказать о содержании недавних важнейших событий: чем сердце успокоилось, был ли мальчик, что делать и одет ли король. Мы даже не заподозрим, что только что в который раз споткнулись на граблях одной из пары сотен возможных ошибок нашего мышления, перечисленных даже уже в отдельной статье в Википедии «Список когнитивных искажений». Они давно нам известны, но это все никак не помогает нам стать умнее.
Может показаться, что в подобном «отрабатывании» одной и той же темы есть и какая-то выгода: мол, журналистам и работать тогда не надо, говори одно и то же. Но по своему опыту ежегодной муки «придумать что-то оригинальное» к Восьмому марта или Новому году могу сказать, что гораздо труднее искусственно выжимать одну и ту же тему на поверхности в поисках новых углов и точек зрения, хотя потраченное на это время позволяет уже, пожалуй, закончить какой-нибудь профильный вуз. На мой взгляд, подобное зацикливание на одном явлении — не свободный выбор редакций, а скорее все-таки социально-психологический феномен, который мы приняли как данность, совершенно его не контролируем, но при этом пытаемся на нем заодно заработать, как серфер на волне цунами. Феномен этот даже уже известен, описан и имеет свое название:
«Каскад доступной информации — самоподдерживающаяся цепочка событий, которая может начаться с сообщений СМИ о чем-то сравнительно мелком и привести к всеобщей панике и широкомасштабным действиям правительства. В некоторых случаях история о риске привлекает внимание публики, которая начинает волноваться. Эта эмоциональная реакция становится отдельной историей и требует дополнительного освещения в СМИ, что, в свою очередь, вызывает еще большую озабоченность и взбудораженность. Этот цикл целенаправленно усиливается «предпринимателями от доступности» — людьми или организациями, которые поддерживают непрерывный поток новостей, внушающих беспокойство. Опасность преувеличивается из-за того, что СМИ выдумывают громкие заголовки, а ученые и исследователи, пытающиеся умерить растущий страх и неприятие, привлекают мало внимания, да и то в основном враждебное: все, кто утверждает, что опасность невелика, подозреваются, в «отвратительном укрывательстве». Проблема становится политически важной, потому что она у всех на уме, а ответ политической системы определяется интенсивностью настроя общественности. У каскада доступной информации меняются приоритеты. На второй план отходят и другие риски, и те ресурсы, которые можно было бы применить на благо общества». (Думай медленно... решай быстро. Даниэль Канеман — М.: Издательство АСТ, 2020, стр.189)
Несмотря на все более враждебную манипулятивную роль, которую играют теперь каналы, нужные обществу для получения знаний, у нас есть и поводы не то чтобы для оптимизма, но хотя бы для того, чтобы ожидать закономерную отдачу от столь усердных разрушительных действий и вынужденное изменение курса СМИ.
Овладев манипуляцией, массовая информация утратила порученную ей «четвертую власть». Манипуляция отличается от управления степенью легитимности и открытости. Механизмы манипуляции коварнее, но чем сложнее какой-то механизм, тем он сам уязвимее: в нем больше винтиков, которые могут сломаться. Трудно предсказать, как будет меняться манипулируемый человек, ведь манипуляция основана на подтачивании его интеллекта и психики. А какая и кому может быть польза от того, что вся рабочая и потребительская сила, чего доброго, сядет мыча и пуская слюни в углу и откажется оттуда выходить, работать и потреблять?
Малкольм Глэдвелл в книге «Давид и Голиаф. Как аутсайдеры побеждают фаворитов» ссылается на важную работу психологов Барри Шварца и Адама Гранта «Слишком много хорошего: трудности и возможности перевернутой U-образной кривой» (Adam M. Grant, Barry Schwartz. Too Much of a Good Thing: The Challenge and Opportunity of the Inverted U — Perspectives on Psychological Science 6(1):61-76 — February 2011). Суть ее сводится к тому, что везде и впрямь действует правило золотой середины:
«В различных направлениях психологии обнаруживается, что X повышает Y до определенного момента, а затем снижает Y».
Так, например, обстоит дело с деньгами. «Ученые, изучающие счастье, утверждают, что деньги перестают делать людей счастливыми при семейном доходе свыше примерно $75 000 в год. После этого наступает то, что экономисты называют «убывающей предельной отдачей», — приводит пример Глэдвелл того, что даже денег может быть слишком много. Ядами в аптечных дозах можно лечиться, от лекарств может быть смертельная передозировка, учеников в классе может быть не только слишком много, но и слишком мало.
Информация — не исключение. Правда, за перевалом конкретно ее перевернутой U-образной кривой мы еще не бывали. Однако можно уже с уверенностью сказать, что мы наконец-то добрались до спуска. В сегодняшнее море сведений мы еще не так давно ступили, сходу разучившись запоминать номера телефонов друзей и родных. А теперь и наше знание о мире сузилось до квадратика в середине хэштега. Самое время сдать назад и вернуть себе навыки критического мышления и учебы. Учителя нужнее и важнее сегодня, чем журналисты. Даже — и особенно — взрослым.
Практические задания
Ознакомьтесь со списком когнитивных искажений в Википедии. Если вы читаете по-английски, сравните обе версии статьи, попробуйте выявить основные отличия. Дополнительно можете ознакомиться со статьей Бастера Бенсона (Buster Benson) Cognitive bias cheat sheet или ее переводом «Памятка по когнитивным искажениям». Сколько из этих ошибок вы допускали? К каким ошибкам вы склонны больше всего? Приведите примеры ваших ошибок или чьих-то еще из вашего недавнего опыта.
Читать «Ты — журналист!» целиком (семь эссе и введение):
Введение. Об авторе
1. «Я знаю, что ничего не знаю»: как определить, какой информации нам не хватает
2. «Цена — ценность»: какие есть правила в обращении с информацией
3. «Кухарки у власти»: разница между информированием и манипуляцией
4. «Это правда или вы это прочитали в газете?»: как проверять сведения на достоверность
5. «Лес за деревьями»: информация без контекста ничего не стоит
6. «Так не спорят! - Нет, спорят!»: логика формы и содержания
7. «Свобода слова или смысла?»: спрос там, где новые предложения
